СМИ

Социальные сети и мобилизационный ресурс мусульманских организаций

27.08.2012 17:12

Если спросить, какой из ресурсов  является одним из наиболее дефицитных и востребованных в современном мире и в России, в частности, но после энергоносителей, воды, пищи, информации, финансов и т.д.  неизбежно выплывет ресурс  мобилизационный. После арабских революций последнего времени становится все более понятным, что, не имея мобилизационного ресурса или имея его в недостаточном количестве, можно лишиться  всех тех ресурсов, которые контролируешь – энергетических, воды, пищи, информации, финансов и т.д. Особое значение это приобретает в России, где в последние 15 лет мобилизационный ресурс разных противоборствующих сторон становится  достаточно низким. Нередко ресурс власти выигрывает лишь только потому, что у оппозиции он еще ниже. Для сравнения можно взять как цифры пришедших на московские митинги «За Путина» (120 тыс.) и «Против Путина» (50 тыс.)  в конце 2011 г., так и аналогичные показатели митингов в Стамбуле (1 млн. и более), Тегеране, Каире (2 млн.) в тот же и более ранние периоды. 

Как известно, ислам обладает колоссальной социообразующей функцией, причем функция эта реализуется по сетевому принципу. Практически каждый соблюдающий религиозные предписания мусульманин состоит как минимум в одной социальной сети, называемой у нас джамаатами, тарикатами и т.д. Особенно ярко это проявляется у нас в России, в связи с тем, что мусульманское сообщество у нас в стране чрезвычайно сегментировано и  разрозненно. Разрозненность эта проявляется как по этническому и субэтническому, территориальному признаку, так и по субконфессиональному. Причем последний, субконфессиональный, выходит далеко за рамки следования или не следования традиционным для народов России и бывшего СССР мазхабов (ханафитский, шафиитский, а также джафаритский и исмаилиты Бадахшана).  Под субконфессиональный признак попадают также внемазхабные саляфиты, но кроме них, внутри самих следующих тем или иным мазхабам выделяются более мелкие группы – сторонники тех или иных направлений  исламе: тарикатов, джамаатов и т.д.  Нередко внутри одного суфийского тариката выделяются различные группы, ориентирующиеся на различных шейхов. В наибольшей степени это касается самого распространенного в России тариката – накшбандийя.

Активные участники и сторонники всех выделяющихся групп (по этнически-территориальному или субконфессиональному признаку) оказывают помощь и содействие своим сотоварищам. Это явление не является специфическим для России, где оно, может быть, даже меньше развито, чем в других обществах с менее разрушенной традиционной структурой. С другой стороны, эта взаимопомощь диктуется как религиозными установками («нет ислама без джамаата», «Поистине верующие – братья друг другу», «верующие подобны кирпичам в стене» и многочисленные другие источники в Коране и Сунне), так и традициями мусульманских народов России, опять же основанными на тех же исламских нормах морали (всевозможные помочи, развитые у всех мусульманских народов России и бывшего СССР). Что же касается выходцев из иных культурных сред, принимающих ислам, то они соответственно воспринимают ценностные установки и нормы морали коренных мусульман, по крайней мере, распространенные в той этнической и субконфессиоальной среде, с которой они больше связаны.

Значительная часть социальных сетей не являются институционализированными, по крайней мере в понимании Министерства юстиции. Понятно, что тарикату Накшбандия около 800 лет, причем в России он появился как минимум 780 лет назад, что гораздо древнее самого Министерства Юстиции, но с точки зрения юстиции его здесь вроде как и нет, потому что нет де-юре существующей организации с таким названием. С этой точки зрения странными выглядят и протоколы о принадлежности к «организации «Нурджилер» тех или иных лиц, т.к. нурджилер является классической  сетевой структурой без всякого фиксированного членства. То же самое касается и накшбандийи, и кадирийи, и саляфийи, и братьев-мусульман, и сторонников аятоллы Лари или Ленкорани  и др. В случае необходимости те или иные социальные сети могут формализовать какой-то аспект своей деятельности, создав для этого  религиозную или общественную организацию. Таким образом у нас появляются формализованные социальные сети по субконфессиональному признаку, причем этот признак нередко не отражается ни в названии, ни в уставе созданной организации (сомневаюсь, что Минюст зарегистрирует такой устав).

Кроме того, в последнее время стали выделяться социальные сети по принципу социальной активности. Это относится к добровольческим организациям, работающим в сфере социальной политики – помощи детям-сиротам, инвалидам, пенсионерам, больным и т.д. Ввиду  специфики деятельности, которая автоматически подразумевает необходимость взаимодействия с государственными институтами, определенная степень формализованности в их деятельности присутствует изначально.Второй предпосылкой для их институционального оформления является то, что в последнее время часть мусульман, преимущественно из носителей высшего образования, высокопрофессиональных и получивших опыт организационной работы, осознает необходимость тесного сотрудничества с органами государства и власти, а также с общественными организациями, не имеющими религиозных приоритетов или же имеющих иные, не мусульманские религиозные приоритеты. Именно из этого социального слоя, который можно условно маркировать, как «продвинутая активная мусульманская молодежь» (очень условно, потому что там есть не только молодежь) выходят  лидеры и активисты подобных добровольческих организаций, а также кадровый костяк мусульманских СМИи  части аппарата централизованных организаций.

Другой стороной данного процесса выступают мусульманские централизованные религиозные организации – духовные управления, мухтасибаты. В  некоторых регионах их функцию несут на себе также и  местные религиозные организации, если они взяли на себя представительские функции.

Независимо от того, как это воспринимается, централизованные организации, прежде всего являются административным аппаратом, выполняющим также функции связи мусульманских общин с органами власти (если со своими местными властями они решают свои вопросы сами, то с региональными и федеральными властями самим их не решить), вопросы образования, международных связей и т.д. В некоторых случаях подобный же функционал несут на себе и некоторые общественные организации с религиозными приоритетами, которые занимают те же нишевые позиции, что и централизованные религиозные организации (ЦИК «Иман» в Казани, РОО «Собрание» в Москве и т.д.). При всех различиях в юридических аспектах и подходах мы вынуждены дать обеим сторонам процесса  два несколько условных наименования – сетевые структуры для первых и централизованные организации (духовные управления)  для вторых.

Сравнивая с понятийным аппаратом Маркса, социальные сети и духовные управления – это базис и надстройка российского ислама. И одно не может обойтись без другого. «Надстройка вторична, зависима от базиса, но обладает относительной самостоятельностью и может в своём развитии как соответствовать базису, так и опережать его или отставать от него».  Однако это сомнение справедливо лишь до определенной степени, например, централизованные организации и сетевые структуры далеко не всегда находятся в антагонизме друг к другу. 

Более того, практически мобилизационный ресурс централизованных организаций находится в прямой зависимости от умения их работать и сотрудничать с сетевыми структурами. В отличие от государственных институтов, которые находятся в определенных рамках и поэтому не могут полноценно вести диалог, скажем, с какими-нибудь саляфитскими джамаатами или сторонниками того или иного суфийского шейха, централизованные организации не только могут его вести, но и обязаны это делать. При этом деятельность духовных управлений может опираться на самое различное число сетевых структур самой различной направленности. Например, Духовное управление мусульман Европейской части России опираются на сетевые структуры самой различной направленности, за исключением только  всевозможных «ультра» – джихадистов, такфиристов и т.д. Подобный подход обеспечивает практически полное доминирование в Центральном федеральном округе, а также значительное присутствие в Приволжском, Северо-Западном и Уральском округах.  Практически основное условие для общин, входящих в ДУМЕР, – лояльность по отношению к России, отсутствие антиконституционной деятельности (условие, практически универсальное для всех ДУМ) и отсутствие конфликтов с другими мусульманами.

Для сравнения рассмотрим два других крупных и безусловно значимых региона: Дагестан и Татарстан. В первом Духовное управление, долгие годы ориентировавшееся исключительно на поддержку мюридов шейха Саида-афанди Чиркейского (Ацаева) (шазилийский и накшбандийский тарикаты), сейчас активно перешло к диалогу с другими сетевыми структурами, причем ДУМ Дагестана является не только активным его участником, но и одним из главных инициаторов. Безусловно, хотя этот путь тяжел и небезопасен (несколько инициаторов этого диалога уже были убиты), но он представляется и единственно продуктивным. Практически подобным путем ДУМ Дагестана может опираться не только на часть дагестанских суфиев, как это происходит сейчас, но и на всех остальных мусульман (в перспективе исключение будут составлять только «лесные», которые в результате этих процессов в свою очередь лишатся собственной социальной базы, а, как известно, партизанское движение, лишенное поддержки населения,  вымирает само по себе). Соответственно его социальная база значительно расширится, что в свою очередь даст и дополнительные преференции во взаимоотношениях с государством. Со временем последует и усиление инфраструктуры – за счет увеличения социальной базы, за счет изменения отношений с государством, а также за счет того, что альтернативная инфраструктура, созданная не подчиненными ДУМ Дагестана группами, со временем перейдет в его подчинение. В числе прочего можно ожидать и того, что Дагестан станет играть гораздо более активную роль в российской международной политике, как это делают сейчас Чечня и Татарстан.

Напротив, в Духовном управлении мусульман Татарстана сейчас взят курс на сужение социальной базы. Практически вместо общемусульманской основы, объединяющей почти все группы мусульман республики (исключение составляли лишь откровенно сектантские группы) и могущей выйти за ее пределы по всему татаро-башкирскому ареалу, взят курс практически только на суфийские традиции. При этом нередко происходит даже блокирование с явно исламофобскими кругами.  Конечно, никто в здравом уме не станет отвергать значение суфизма в истории распространения и сохранения ислама среди татар (также, как и башкир, казахов и т.д.), но такое сужение собственной социальной базы чревато самыми серьезным последствиями. Оно обернется, во-первых, постоянными конфликтами внутри мусульманской среды республики, что в свою очередь, покажет неспособность ДУМ управлять ситуацией среди верующих. Во-вторых, вытесненные за рамки работы с официальными централизованными организациями, сторонники иных направлений будут вынуждены создавать альтернативную инфраструктуру и они ее создадут, причем как минимум сравнимую с инфраструктурой ДУМ РТ. Причем, даже если им не дадут создать ее в Татарстане, они просто выведут ее в другие регионы, подобно тому, как в свое время руководство ДУМ РТ собрало кадровый кулак практически со всех регионов России (там работали люди, переехавшие из Ульяновской, Кемеровской области, Санкт-Петербурга, Москвы, других регионов, я уж не говорю про братский Башкортостан, в то время прочно занимавший место кадрового донора). Так как в настоящее время ни одна из субконфессиональных общностей внутри ислама не способна дать кадровый состав, способный полностью обеспечить потребности в масштабе Татарстана, то этот массовый выход специалистов серьезно снизит качество инфраструктуры (управление, образование,  повышение квалификации, обеспечение имамами мечетей, обучение учителей по курсу «Основ религий» и т.д.). В свою очередь, скандалы внутри татарстанской уммы и снижение качества инфраструктуры вызовут такое следствие, как утрату Татарстаном своих международных позиций (витрина российского ислама). А зачем нужны федеральному центру дополнительные преференции для региона «без изюминки»?

Причем это место, освобожденное Татарстаном, быстро займет любой другой регион, построивший у себя аналогичную инфраструктуру   (хотя бы с использованием тех же татарстанских выдавленных из республики специалистов). Башкортостан, Дагестан, Нижний Новгород… Список можно продолжать, в любом случае тот, кто первым решится на это, получит хорошие дивиденды. Утраченные Татарстаном, разумеется.

Что касается ДУМЕР и его работы с различными социальными сетями внутри мусульманского сообщества, то здесь необходимо отметить следующий момент.  На территории, где осуществляется деятельность ДУМЕР, находятся два крупнейших мегаполиса страны, кроме этого,  здесь наблюдается наибольшее этническое и субконфессиональное разнообразие внутри мусульманского сообщества.  Центральная Россия, Северо-Запад, Юг являются одними из тех немногих регионов, где даже имам небольшого городка просто вынужден уметь общаться с представителями как минимум 3-4 этнических общин, каждая из которых обладает своим комплексом специфических черт. Меду прочим, именно этому у нас нигде не учат. Несмотря на явную сложность этого процесса,  на уровне областных и малых городов, сел, централизованным организациям в составе ДУМЕР в большинстве своем удается справляться со своими задачами. Большей частью проблемы возникают в тех регионах, где мусульманские общины образованы еще сравнительно недавно, хотя и там их немного. Большинство даже возникающих предконфликтных ситуаций решается в своем кругу, не вынося конфликт наружу. Что, собственно. Также является показателем успешной работы. Все это достигается за счет мобилизации всех мусульманских социальных сетей централизованными структурами. В большинстве регионов исключения не составляют даже шииты.

Понятно, что в таких  городах, как Москва и Санкт-Петербург, ситуация несколько отличается. Это вызвано тем, что именно здесь разнообразие социальных сетей достигает своего пика. Собственно, здесь представлены все. Ну, почти все, потому что не берусь утверждать относительно каких-то африканских или южноазиатских джамаатов (исмаилиты-бохра из индийского Гуджарата или африканская тиджанийя), но можно сказать, что все, что есть в России, ближнем и не очень дальнем (Турция, Сирия, Ливан) зарубежье – все это есть и у нас. Поэтому нам приходится выстраивать отношения со всеми. Здесь, конечно, не обойтись рамками даже самого продвинутого татарского, дагестанского или чеченского аула. Кроме того, приходится учитывать и тот факт, что многие движения и сообщества, будучи «пересаженными» на почву российского мегаполиса, приобретают несколько иные, не свойственные им ранее черты.  Причем изменения могут развиваться как в сторону утраты знаний, деградации традиций (как произошло со многими саляфитскими группами, а также «Джамаат-ут-таблиг»), так и, напротив, обретения новых черт, направленных в сторону интеллектуального роста. Сильные изменения происходят в плане социализации, когда мы можем видеть, как некоторые движения, проявляющие замкнутость у себя на родине, здесь выдвигают из своей среды целый ряд социально активных личностей, и наоборот, некоторые движения, попав на российскую почву, «окукливаются» и стремятся едва ли не к сектантству. Слабым моментом в вопросах подтягивания социальных сетей является и резкая нехватка инфраструктуры, в первую очередь, мечетей и образовательных учреждений, в Москве. В случае их достаточного количества (а их нехватку можно оценить в несколько десятков мечетей и мактабов при них), многие социальные сети, уходящие от работы с ДУМЕР, можно было бы подтянуть к работе. В первую очередь это касается общин, сформированных мигрантами и переселенцами из ближнего зарубежья, что способствовало бы их социализации и адаптации.

На рассмотрении примеров работы трех централизованных мусульманских организаций можно увидеть различные модели их взаимодействия с социальными сетями внутри мусульманского сообщества. Одно из них изначально опиралось на одну социальную сеть, и в результате работы пришло к выводу, что даже самая мощная в регионе социальная сеть (а она именно таковой и является) не способна обеспечить достаточный мобилизационный ресурс для выполнения задач работы управления. Другое ранее имело достаточно массовый мобилизационный ресурс, но решил перейти к его сужению, что не может не повлечь различных последствий, вплоть до лишения региона статуса «витрины российского ислама», а его столицы – третьей столицы России. Наконец, в третьем случае (полирегиональная централизованная  организация с чрезвычайным разнообразием социальных сетей) ДУМ как опиралось на самые разные социальные сети, так и продолжает вести политику на дальнейшее расширение своего влияния в них.

Ахмед Макаров